Учитель - Страница 71

Однако солнце не взошло, зато руки закоченели так, что потеряли чувствительность, и дрожь от страха сменилось дрожью от холода. Нечай шевельнулся и с ужасом понял, что едва не замерз – тело одеревенело и подчинялось ему с трудом, ломило суставы и болело лицо. Он ощупал то, на чем лежал и сильно удивился: вокруг ствола дерева была насыпана высокая горка камней, смешанных с землей. Он провел рукой по скользкому стволу, и нащупал вырезанный узор, пробежал ладонью ниже – да это не дерево! Это идол! Истукан, которого они с Грушей вырыли из земли и поставили посреди кустов шиповника! Нечай тронул ладонью лоб – шишка выскочила на самой середине размером в рубль. Ничего себе, приложился!

Древний бог. А Нечай ведь обещал Груше в четверг прийти и очистить его от черного налета. Не пошел. А гробовщик сказал, что когда-то Рядок от нечисти охранял идол. И стоял он на пути к болоту…

Нечай посмотрел по сторонам и зябко повел плечами. Чем черт не шутит, может это правда? Может, идол на самом деле спас его от смерти? Если в лесу водятся твари с ТАКИМИ глазами, то почему бы не поверить и в эту сказку тоже? Тогда, во всяком случае, можно объяснить, почему Груша без страха бродит ночью по лесу: она отыскала истукана давно. И потом, наскочить на него случайно, в полной темноте – это же невозможно. Такого просто не бывает.

Нет, никакая сила не заставит Нечая отойти от идола и на пару шагов! Он не сдвинется с места, пока не станет светло. От воспоминания о светящихся глазах и клыках, блестевших в темноте, по телу сразу пробежала дрожь. Может, это и можно изловить, но не ночью и не в одиночестве.

Нечай долго растирал рукавами уши, но они так и остались совершенно холодными, впрочем, как и руки. Он поплясал вокруг идола, потопал ногами, кутаясь в полушубок – не помогло. И сколько времени до рассвета – неизвестно. Примерно с полчаса Нечай надеялся на восход солнца, но зубы стучали все сильней, и, в конце концов, холод победил страх. Ведь перед охотой он дважды бывал в этом лесу, ничего не боялся и никого не встретил.

Он попытался вспомнить, в какую сторону лицом поставил идола, ощупал изваяние и, уверенный в выбранном направлении, продрался сквозь шиповник в лес, и вскоре вышел на тропу, по которой Груша вывела его на болото. Только тропа почему-то оказалась совсем не там, где он ожидал, и в какую сторону по ней нужно идти в Рядок, Нечай не сообразил. Поскольку направлений было всего два, он решил воспользоваться внутренним чутьем, как самым надежным ориентиром, и свернул налево.

Больше всего он боялся сбиться с дороги и снова оказаться в непрохожем лесу, поэтому шел медленно, ощупывал стволы дубов по обеим сторонам и следил, чтоб под ногами лежала натоптанная тропинка. Внутреннее чутье его обмануло: когда лес расступился, на фоне неба вместо далеких огней Рядка Нечай увидел кресты и полоску ельника.

Он сплюнул, выругался, но все равно обрадовался: можно дождаться рассвета в людской у дворовых Тучи Ярославича. Не откажут, наверное… Что им, жалко, если он немного погреется?

Памятуя о том, что на кладбище пока еще никого не загрызли, он отошел от леса подальше и побрел к усадьбе. Может быть, на самом деле до утра оставалось не так много времени, потому что в усадьбе не спали – светились окна в нелепом боярском доме, до Нечая донеслись крики, хлопки дверьми и жалобное завывание собак.

Он прошел по тропинке между могил, где третьего дня догонял Фильку, и вспомнил про топор. Мишата расстроится – хороший был топор. Теперь его и при свете дня будет не найти – Нечай понятия не имел, на каком месте его потерял, не знал даже, справа или слева от тропинки это случилось. Мороз пробежал вдоль хребта, и Нечай встряхнулся: взгляд кровожадных тварей до сих пор не давал ему покоя.

Тропинка огибала усадьбу со стороны леса и выходила к парадному входу боярского дома, прямо к лестнице. Над ней горели четыре факела, освещая двор, и Нечай решил пройти мимо них, чтоб не путаться и не спотыкаться в темноте заднего двора – и без того избил все ноги, бегая по лесу. В усадьбе выли не только собаки, с заднего двора доносился женский плач, со всхлипами и причитаниями.

В общем-то, Нечай не прятался, но когда проходил недалеко от беседки, в которой пару дней назад говорил с Тучей Ярославичем, неожиданно услышал голоса. Говорящие не замолчали, и Нечай решил, что они его не заметили. Почему-то он сразу понял, что разговор этот для чужих ушей не предназначен: зачем морозной ночью прятаться в темной беседке, даже свечи не зажечь, если можно поговорить в тепле? Нечай замедлил шаги и как бы невзначай спрятался за дубом, свесившим ветви на крышу беседки. Вдруг в усадьбе знают о тех, кто прячется в лесу побольше, чем говорят?

– Да ничего это не даст! Я сколько раз тебе говорил? Хоть ты всех курей своих перережь, и овец вместе с ними – мало этого!

Голос показался Нечаю незнакомым. Может, кто-то из гостей Тучи Ярославича? Ответил ему боярин, в этом можно было не сомневаться.

– Жалко Фильку… Что его к крепости понесло? Думал, с кладбища волков не услышит? Ушли они, ушли. Тож не дураки… Эх, жалко Фильку!

– Ты еще слезу пусти… – ворчливо отозвался незнакомец.

Интересно, кто это говорит так с Тучей Ярославичем? Будто не с равным даже…

– Да тебе-то что? Ты с ним вместе щенков через тряпицу не выкармливал, на одном коне из лесу не выбирался, с одной миски не жрал…

– Ты хоть разглядел их? – снисходительно спросил незнакомый голос.

– Куда там! Пока на крик выбежали, поздно уже было, а уж когда до крепости добрались, он остывать начал. Ровно как егерей, глотка порвана, то ли зубами, то ли когтями… Завтра отпевать будешь – увидишь.