Учитель - Страница 62


К оглавлению

62

– Садитесь. В кой веки раз живым от меня что-то потребовалось, – проворчал гробовщик и, скрипя суставами, первым уселся за стол.

– Ты с нечистой силой знаешься, – начал Мишата после долгого приветствия, – наверное, знаешь о ней немало.

– О чем – о чем, а о нечистой силе я знаю все! – гордо поднял голову гробовщик.

– Брата моего люди оговорили, оборотнем называют, – Мишата кивнул на Нечая, – сход не сегодня-завтра соберут. Хотел спросить у тебя, как оборотня можно от нормального человека отличить?

– Ну, тут много способов есть, – солидно покачал головой гробовщик, – дед мой в этом лучше меня разбирался, но и мне кое-что передал.

– И? – нетерпеливо спросил Мишата.

– Ну, в первую очередь оборотня узнают по хвосту. Когда колдун в человека превращается, то у него волчий хвост остается.

– Это хорошо, – вздохнул Нечай, – хвоста нету, на мое счастье.

– Но некоторые колдуны, если разоблачения боятся, хвост себе отрубают. Тогда они и в волчьем облике без хвоста бегают.

– А еще? – Мишата почесал в затылке.

– Ну, если оборотня ножом в сердце ударить, то он не умрет, волком перекинется только.

– Да ну? – хмыкнул Нечай, но Мишата больно толкнул его локтем в бок.

– Это нам не очень подходит, – сказал он и снова уставился на гробовщика.

– Но оборотня можно утопить, удушить и сжечь. Тут ему и волчий облик не поможет.

– Не надо меня жечь. Что-нибудь попроще нельзя сделать? – пробормотал Нечай себе под нос.

– Под кожей у оборотня шерсть растет, – неторопливо продолжил гробовщик, – если кожу снять, то никаких сомнений не останется.

– Да ну? И как я потом, без кожи-то? – Нечай едва не расхохотался.

– А еще, если кипятком его как следует ошпарить, то он не выдержит – волком перекинется. Но и это не самый надежный способ, некоторые колдуны нарочно терпят, чтоб их оборотнями не признали. Самый надежный – это кожу снять. Тут ничего сделать нельзя. Или шерсть растет или не растет. У оборотня шерсть обязательно растет.

– И что, непременно всю кожу снять надо? – совершенно серьезно спросил Мишата.

– Думаю, всю необязательно, – подумав, ответил гробовщик, и Нечай вздохнул с облегчением, – надо такое место выбирать, где у зверя волос растет, а у человека – нет. На плечах или на лбу, например. На ладонях, и вообще по внутренней стороне руки…

– Слышал? – Мишата взглянул на брата, – лучше бы ты Афоньке дров привезти помог.

– Ага. Всю зиму бы возил, с утра до ночи… – проворчал Нечай.

– А вообще, напрасно они на оборотня думают, – не прислушиваясь к их словам, сказал гробовщик, словно сам себе.

– Почему это? – Нечаю стало интересно. Вдруг гробовщик на самом деле что-то знает?

– Не оборотень Микулу загрыз. Я его хорошо рассмотрел – оборотень такого не сможет сделать. Это другая нечисть какая-то. Вот дед мой враз бы определил. Забываем помаленьку, чему старики нас учили.

– А какая еще нечисть бывает? Кроме оборотней? – осторожно спросил Нечай.

– Да самая разная! С болота что хочешь прийти может! Когда мой дед пацаном был, Рядок от нечисти идол охранял. Он как раз стоял между Рядком и болотом. Потом забыли про него, а теперь разве найдешь в лесу? Дед мой искал, да так и не нашел. Дома-то у нас есть божок деревянный, да и травы полезные от нечисти помогают, но то ведь дома. А на улицу выйти страшно. Я, вот, после заката со двора не выхожу. У меня ремесло такое – для нечистой силы я самый лакомый кусок. Вышивка обережная, конечно, крестик нательный – это хорошо, но ночью не спасает…

– Послушай, добрый человек, – перебил его Мишата, – а на сходе можешь то же самое повторить? Про оборотня? Тебе поверят, а если я расскажу – то нет.

– Чего не сказать? Скажу, – гробовщик пожал плечами.

– Только про кипяток не надо, – Нечай поморщился, – а то будет меня Радей кипятком поливать, пока я в волка не перекинусь.

– Я всю правду скажу, все, что знаю, – уверенно кивнул гробовщик.


До самого вечера Нечай писал отчет старосты – обещал через неделю, а до сих пор не закончил. Пока отец Федьки-пса не принес бумаги, пришлось купить ее у трактирщика – дети переводили ее почем зря, да и на каждую новую букву уходил один лист.

Федька-пес, кстати, оказался напрочь неприспособленным к грамоте человеком. Если на первом уроке Нечай в этом сомневался, то после второго убедился окончательно. То ли память у Федьки была плохая, то ли он чего-то не понимал, но то, что Надея и Митяй ловили с полуслова, ему приходилось втолковывать опять и опять. Зато он в арифметике разобрался сразу – видно, умел считать. Нечай помучился с ним немного, и велел прийти на следующий день после обеда – утомлять остальных ребят нудными объяснениями не хотелось.

День четвертый

Ненависть… Глухая, утробная, как рык большого, свирепого пса. Неужели этот юный рыжий монах не чувствует его ненависти? Или ему нравится дразнить зверя? Когда зверь заперт в надежную клетку, не надо быть смельчаком, чтоб тыкать в него палками и бросаться камнями.

Рыжий монах, честолюбивый и заносчивый, говорили, сам захотел стать надзирателем на руднике. Он сидит в седле, гордо откинув голову, и смотрит на Нечая сверху вниз. На плечах его дорогая шуба, обшитая темно-синим бархатом, рукава которой свешиваются чуть не до земли, золотые застежки с самоцветными камнями, сапоги с накладками из серебра, украшенными вкраплениями мелкого жемчуга, и с серебряными же шпорами. В нем трудно узнать монаха, разве что по полам клобука, свешивающимся из-под высокой собольей шапки. Говорили, при постриге он отписал монастырю пять тысяч рублей. Рыжий разглядывает Нечая, который поднимает трехпудовый короб и ставит на весы.

62