– А как еще? Может, крестным ходом? – серьезно спросил староста.
Нечай скривился.
– Не знаю. Подумаю. Вот сейчас с гробовщиком поговорю – он о нечисти много знает. А там посмотрим.
– Темнишь ты что-то, – староста покачал головой.
– Может, и темню… – проворчал Нечай себе под нос.
Лес прочесать… Если дети окажутся возле идола – мужики их на самом деле уложат в могилы осиновыми кольями. А если нет? Нечай вспомнил мутный свет из глаз Ероши, и между лопаток пробежали мурашки. Никому лучше от этого не будет.
Повитуха не хотела Нечая пускать, загородив собой калитку.
– Отец сегодня не в себе. Нечего его тревожить.
– Чего это он не в себе-то? – хмыкнул Нечай.
– С ним бывает такое. Уходи лучше, – вздохнула повитуха.
– Нет уж! Он меня звал сегодня после обеда.
– Как знаешь. Тебе же хуже, – она сложила губы бантиком и посторонилась, распахивая калитку.
Гробовщик сидел в красном углу, подняв ноги на лавку, и держал в одной руке образ Николая-чудотворца, а в другой – маленького деревянного божка.
– Прочь, нечистые! – шикнул он на Нечая.
– Эй, дядя… – Нечай растерялся, – это не нечистые, это я.
Гробовщик посмотрел на него пристальней.
– А! Пришел? – вскрикнул тот, – Почему навьи не заснули, хочешь знать? Мертвецы им не дают. Они и мне спать не дают. Шепчут, шепчут… Растревожил кто-то мертвецов. Глумится кто-то над мертвыми, вот они и бродят духами бесплотными. И наших, Рядковских, подняли, а бесов-то, бесов-то налетело! Вон там он должен сидеть, я их чую!
Гробовщик ткнул пальцем в притолоку. Нечай непроизвольно оглянулся, но беса не нашел.
– Не всем их видеть дано, – вздохнул старик, – я-то привык уже, они вокруг меня так и вьются. Не показываются, прячутся! И говорят-то – будто слова в голову кладут. Сколько их с кладбища за мной приволоклось – и не сосчитаешь! Кыш, нечистые!
В дом зашла повитуха, посмотрела на отца и покачала головой.
– Слышь, а отец твой вчера не слишком сильно выпил? – спросил Нечай.
– Отец капли в рот не берет. Никогда. Даже медовухи не пьет.
– А чего это он?
– Говорю же, бывает с ним такое. Осенью, обычно, или весной. С мертвецами говорить начинает. Чего это он к зиме разбушевался – не знаю. Вчера еще начал. Да пройдет скоро. Вот отец Афанасий придет, поговорит с ним, успокоит – и все пройдет.
– Глумится кто-то над мертвыми, вот навьи и не спят, – повторил гробовщик с пафосом, – скоро в Рядок придут, всех нас перережут, как волки овец! Им духи бесплотные на ухо нашепчут, они и придут. Самим-то им из могил не подняться, отпетые они, так навий пошлют мстить за поругание! А вместе с навьями бесы прилетят, в ад нас потащат.
– А ты бесов – крестным знамением, – Нечай покачал головой.
– Мало, мало крестного знамения… – зашептал гробовщик затравлено, – что б отец Афанасий не говорил – мало. Идола бы поставить на старое место… Без идола пропадет весь Рядок. Дед мой искал – не нашел, видно, бесы его под землю уволокли…
– Идола, – кивнул Нечай, – бесы.
– Надо идола поставить, иначе придут навьи – всех нас, как овец, перережут.
– Да ладно, батя, – Нечай пожал плечами, – нашел я твоего идола, давно на место поставил.
Гробовщик осклабился:
– Нашел?
Нечай кивнул.
– А не врешь?
Нечай покачал головой.
– Мой дед искал – не нашел… А ты, значит, нашел?
– А я, значит, нашел… – согласился Нечай.
– Слава Богу, – вздохнула повитуха, сидевшая у окна, – идет отец Афанасий…
Нечай решил, что на пару с Афонькой ему тут делать нечего и поспешил попрощаться. У калитки он вежливо раскланялся с попом, но тот его остановил.
– Ты, говорят, детишек грамоте учишь?
– Учу, батюшка! – ухмыльнулся Нечай.
– Ты это заканчивай. Не положено это. Чтоб всякий, кому не лень, грамоте детей учил!
– Что-то нету больше неленивых-то…
– Так, глядишь, все грамотными станут!
– А что, всем нельзя? – Нечай перешел на шепот.
– Нельзя кому попало! В монастырях-от, настоятели решают, чему и как учить, на соборе это обсуждают, а ты на этом соборе был? Откуда тебе знать, как учить нужно? И чему?
– Я в монастыре был, батюшка. Там мне показывали, как учить не нужно. А как нужно, я без собора разберусь, хорошо?
– Смотри, пожалуюсь я на тебя боярину! – Афонька погрозил ему пальцем.
– Да ты уже жаловался! – рассмеялся Нечай.
– Смейся, смейся! Зубоскальствуй! А я ему бумагу на тебя напишу. Над бумагой Туча Ярославич смеяться не станет!
– Да напиши ты ему хоть десять бумаг! – фыркнул Нечай, смеясь, и пошел со двора, не попрощавшись с Афонькой.
Вот уж точно, хуже не будет… Гробовщик, конечно, не в себе. Уж очень похож на сумасшедшего старика-раскольника на руднике, который в каждом видел антихриста. Но не сам же он придумал, что кто-то глумится над мертвыми! Кто его знает…
Нечай свернул на рынок и направился к лотку со сластями. Баба, что их продавала, на этот раз встретила его с прежней улыбкой. Интересно, кто-нибудь в Рядке покупает у нее столько леденцов, сколько Нечай?
– Ты, говорят, Дарену от оборотней спас? – спросила она, хитро улыбаясь.
– Ага, – кивнул Нечай, – налетели оборотни, словно коршуны, и все на Дарену. А тут я, откуда ни возьмись! Бегал-бегал за ними, пока всех не изловил.
– А потом? – баба раскрыла рот.
– А что потом? В пропасть сбросил. Чего там, хватаешь оборотня поперек живота, кричишь: «Во имя отца, сына и святаго духа» и в пропасть его!
– Ой, – задумалась баба, – ой, опять ты врешь все! Откуда у нас пропасти-то взяться!
– Если поискать, можно найти. Я ж нашел. На алтын мне леденчиков насыпь, – Нечай достал из кармана тряпицу.