Учитель - Страница 64

Она вздохнула и прижалась к его груди.

– Мам, мне идти надо…

– Я с тобой пойду! – мама уверенно поднялась, – всем расскажу, какой ты у меня хороший. Пусть поверят материнскому сердцу.

– Мам, не надо. Мужики на сход тебя не пустят, да и меня засмеют. Я сам разберусь, вот увидишь. Мишата вчера к гробовщику со мной ходил, тот обещал рассказать на сходе, что никакой я не оборотень.

Сход собирался перед рынком, там, где в базарные дни продавали лошадей – чуть в стороне от дороги, за трактиром. Место это именовали не иначе как «площадь», прослышав, что в городе это называется именно так. К стене трактира, на небольшом возвышении, ставили телегу, с которой желающие могли сказать то, что думают. Руководил сходом староста, он и решал, кому дать слово, да и сам был хорошим говоруном. Конечно, на сход редко собирался весь Рядок, молодых неженатых парней на него не пускали, женщинам иногда дозволяли поприсутствовать, но только если речь шла о семейных распрях или без них никак нельзя было обойтись. Вот и теперь на сход позвали только одну женщину – вдову Микулы. Она стояла в сторонке, но у всех на виду, и теребила руками кончики платка, опустив голову и закусив губу.

Народу собралось немало – если кто из мужиков и не хотел идти, то наверняка их на сход выпроводили жены: всем хотелось узнать об оборотне побольше. В первых рядах, на бревнах, сидели старики, за ними стояли те, кто считал себя имеющими отношение к делу, а за ними толпились остальные, как обычно, группируясь на улицы и концы.

Староста взгромоздил на телегу пенек и сидел на нем, уперев руки в широко расставленные колени.

Когда Нечай в сопровождении двух Радеевых появился на площади, на телеге стоял кузнец, и его громовой голос разносился по всему рынку.

– Потому что оговорить человека легко, – услышал Нечай, – а ты сначала докажи, что он виноват, а потом оговаривай!

– Чего нам доказывать? – крикнул снизу Некрас, – это он пусть доказывает!

– Ты меня не слушаешь! – кузнец нагнулся к Некрасу, который стоял в первом ряду, загораживая обзор старикам, – а я говорю – наоборот. Не он должен доказывать, а ты! Потому что для тебя это говорильня, а для него – жизнь решается.

– Говорильня? Ты у жены Микулиной спроси, говорильня это или нет! – выкрикнул пивовар, родственник Микулы, – если он Микулу убил, и других – какая же это говорильня?

– А ты видел? Или, может, Радей видел? Нет, братцы, не пойман – не вор!

– Пока его за руку поймаешь – он весь Рядок сожрет!

– А я говорю – не он это! – кузнец в сердцах кинул шапку под ноги, – и попробуй, убеди меня в обратном. Пока не убедишь – не поверю.

– Лыко-мочало, начинай сначала! – плюнул Некрас и полез на телегу. Староста привстал, надеясь его остановить, но потом передумал и сел обратно, – все уже сказано двадцать раз. Он в лес ночью ходил? Ходил. С девками в бане был? Был. С егерями боярскими оборотня ловил? Ловил. Шапку не носит и в церковь не ходит. Что еще надо?

– Тебе сказали, что надо, – ответил кузнец, – доказать, что он оборотень. Никто не видел, чтоб он волком перекидывался. Вот когда увижу своими глазами, тогда и поверю.

– Такой он дурак, при всем честном народе волком делаться! – расхохотался Некрас.

– Тебе же сказали, как человека от оборотня отличить можно, – неожиданно встрял Радей, который стоял чуть в стороне, но тоже недалеко от телеги, – ножом в сердце ударить. Если оборотень он – то в волка перекинется.

Площадь зашумела в ответ, и кто-то из толпы выкрикнул.

– А если не оборотень? А если не перекинется?

– Действительно, – пробормотал Нечай, – а если не перекинется?

Мишата в один миг запрыгнул на телегу и плечом потеснил Некраса.

– Вот что, люди добрые! – он посмотрел на площадь исподлобья и сжал кулаки, – Только троньте! Радей точно жив не будет, это я вам обещаю!

– А при чем тут Радей-то? – крикнул его сын и, оставив Нечая, начал проталкиваться к телеге, – Радей-то причем?

Мишата глянул по сторонам и встретился глазами с Нечаем, смутился и опустил голову. Радеев сын тоже собрался влезть на телегу, но тут с места поднялся староста и рявкнул:

– А ну слезайте все отсюда. Я буду говорить. Устроили тут толкотню.

Мишата нехотя спрыгнул вниз и подошел к Нечаю, которого уже заметили в толпе – по площади прошел ропот, который долго не смолкал.

– Спасибо, братишка, – Нечай почему-то побоялся посмотреть ему в глаза и чувствовал странную неловкость.

– Не вздумай тут свои дурацкие шутки шутить, – проворчал Мишата, – не зли людей. Некрас – не Афонька. Полтора часа копья ломаем, из пустого в порожнее…

– Чего сразу меня не позвал?

– Хотели сначала без тебя.

– Мама Радеевых ухватом встретила…

– Тихо, я сказал! – выкрикнул староста со злостью, – слушайте. Проверим, оборотень Нечай Бондарев или нет. Если оборотень – дальше будем думать. Если нет – не о чем и говорить.

– А чего там дальше думать? – крикнул кто-то, – проткнуть колом осиновым – и делу конец.

– Там тоже есть о чем подумать, – староста повернул голову на голос, – сказал же гробовщик – не оборотень Микулу убил. Но я так думаю, Нечай никакой не оборотень, и хочу, чтоб все в этом убедились.

– И как проверять будем? – насмешливо спросили из толпы.

– Кипятком его полить, он в волка и перекинется! – весело крикнули с другого конца.

– Точно! – всерьез подхватили сыны Радея, – кипятком полить! Никто не выдержит.

– Я так и знал… – хмыкнул Нечай.

Откуда ни возьмись, перед телегой появился Афонька и тоже запросил слова. Староста протянул ему руку и помог неуклюжему батюшке взобраться наверх.